Шанс, в котором нет правил [черновик] - Ольга Чигиринская

— Однако по настоянию Патриарха было оттуда удалено! — возразили из зала. И снова понеслись под сводами «Могилы» доводы и контрдоводы.

— Прежде зачатия чистая освятилася Богови!

— Это о будущем рождении Иисуса!

— Да нет, о ритуальной чистоте!

— Да…

Видел бы это Антошка… — думал Костя. — Никейский собор ему не нравился. Впрочем, по ушам никого не били. И то хлеб.

И вот на седьмой день на торжественной литургии в стенах Софии Киевской была провозглашена анафема всем еретическим и богомерзким учениям Римской Церкви, а именно:

— о Чистилище;

— о первенстве и непогрешимости Римского епископа;

— о непорочном зачатии Девы Марии;

— о взятии Девы Марии на небо с телом и душой.

После этого владыке Роману осталось только молча развернуться и выйти из храма. Поскольку подойти к одной чаше с теми, кто это провозгласил, он уже не мог.

С ним вышли, не считая простых священников, еще пятеро: естественно, Иннокентий, за ним — Всеволод Антипенко, владыка Запорожский, Николай Карый, епископ Ровненский, Дмитрий Сафонов, епископ Муромский, и двое епископов на покое: владыка Антоний и владыка Моисей, оба иеромонахи.

— Скажи мне, кудесник, любимец богов, — владыка Антоний положил руку на плечо Романа Викторовича. — Что дальше рабчики Божии делать будут?

Вот откуда, отстраненно подумал Костя, у Романа Викторовича это выражение — «рабчик Божий»…

— Надо бы где-то спокойно посидеть и это все обдумать, — сказал Роман Викторович. — Только где?

Тут-то Костя и вспомнил об экскурсионных катерах на причале, мимо которого он проходил утром, идя из «могильной» общаги на Собор.

…Сам же Костя мог сейчас думать только о вещах мелких и практических. Потому что о немелких и не практических думать никак не получалось. Главное — он никак не был уверен, что хоть что-нибудь из проклятого по существу правильно. Но вот что проклинать было нельзя — это точно, тут никаких сомнений нет.

Он не лез в салон, где судили и рядили между собой епископы. Команда из двух человек, наверное, удивлялась странной компании, заказавшей прогулку по реке и не вылезающей из стеклянной коробки. В программу экскурсии входил пикник, на катере имелось все необходимое — но капитан не решился сунуться вниз и обратился для начала к Косте, сидевшему в шезлонге с планшеткой.

— А шо там?

— Совет директоров одной фирмы, — сказал Костя. — Деловой вопрос. Решили в такой день в офисе не париться.

— Тут… по плану к острову причаливаем. Часовой перерыв… Напитки, мангальчик, сосиски…

Костя не знал, как владыкам — а ему уже хотелось подкрепиться — тем более, перед Литургией он постился, как порядочный.

— А просто микроволновка есть? Потому что они вряд ли наружу выйти захотят.

— Да на реку зачем, если не дышать? В стекле можно было и в офисе.

— Им объясни. Они о работе говорят — их сейчас вытаскивать, что кошек в марте разнимать…

Речник посмотрел сквозь стекло на разгоряченных, оживленно жестикулирующих дядек — и согласился с Костиными доводами. Сосиски, жаренные в микроволновке, лаваш и резаные овощи без заправки — она прилагалась отдельно — им подали прямо в салон. Костя устроился со своей порцией на палубе.

Новости Собора обновлялись, по мере обновления Костя сбрасывал их Антону в Питер. На вечерней сессии проект социальной концепции мирно закопали — теперь от священников никто не требовал присяги на верность, но что толку… Этот доктринарный раскол оказался куда более сильным ударом. Костя был почти уверен, что в ближайшее время всем четверым действующим епископам придет вказивка на временное — до выяснения — отстранение от службы. И будет обязательно поднят вопрос — а почему это епископ Тернопольский не живет в Тернополе?

А с другой стороны — теперь может обойтись и без репрессий. Верность Богоматери не пришивается в два стежка к измене государству…

А доктринальную эту пошесть Церковь, может, и переживет. Это если б на Вселенском соборе… то и вправду беда. А так, тоже беда, но поменьше.

Хотя с другой стороны — раньше был ресурс. Отпадение одной кафедры — даже такой, как Константинополь — компенсировалось устойчивостью других… А сейчас — Сибирь? Но с сибирской церковью Москва не в общении, сибиряки считаются раскольниками. Болгары? Их, как и греков, после восстания Аахен загнал в подполье вместе с католиками. И ведь надувались по этому поводу, идиоты — смотрите, мол, стоит Третий Рим…

Костя захлопнул планшетку и закурил.

Так, что Четвертому точно не бысть…

В его мечтах, на катер спускалась Алекто на парашюте… А еще лучше на собор… На весь. Сверху. Беда в том, что решение должны были найти именно эти люди. И сами. А ты сидишь, хуже ослицы валаамовой — она-то хоть знала, что говорить.

Катер спустился по течению до Великого Острова, обогнул его, пройдя под Южным Мостом и вновь повернул на север, против течения. Пройдя под мостом Патона, вошли в Русановский канал, а из него — в Русановскую протоку. Через Венецианскую протоку вошли в Чорторый, пикник предполагалось устроить на северной оконечности Долобецкого, откуда открывался чудный вид на Труханов — но пикника не вышло, была просто часовая стоянка. А дальше — по всем этим бесконечным, чудным извилистым затокам — вверх, аж до канала, отсекающего остров от берега — и снова в главное русло Днепра… И по течению вниз — навстречу сумеркам, городским огням и проблемам.

…Войдя в общежитие студентов «Могилы», где расселили рядовых участников Собора, Костя столкнулся с еще одним сюрпризом: всех епископов-«диссидентов», ушедших из храма во время анафематствования, сочли покинувшими собор и попросили вынести вещи. Предстояло на ночь глядя искать гостиницу в малознакомом городе.

Костя пожал плечами, достал планшетку, нашел гостиницу поближе и вызвал такси. Больше всего он опасался того, что старшие по званию вступят в препирательства с обслугой — и спровоцируют скандал. На что шустрые склочники из администрации, наверное, и рассчитывали. Но епископы от сегодняшних дебатов и общего потрясения, как видно, слишком устали, и хотели двух вещей — есть и спать. Конечно, эмоции выплеснулись — ворчанием Романа Викторовича, молчанием «запорожца», пустым взглядом Колдаева… Но скандала не вышло. У Кости сложилось впечатление, что его… начальники? подопечные? — где-то в глубине души довольны таким поворотом событий. Противник явил мелочное паскудство, подтвердил тем самым собственную несостоятельность если не в вопросах веры, то по крайней мере в вопросах морали.

Уже в машине Роман Викторович услышал жужжание, долго охлопывал себя, отыскивая планшетку, нашел, прочитал сообщение — и помянул царя Давида и всю малопроявленную в библейских сказаниях кротость его.

— Ну что ж, они нам сами подбросили выход, — отец Роман показал планшетку владыке Антонию. — Раздел и автокефалия. И давно было пора.

— Рома, я спать хочу, — старик откровенно зевнул. — Спатушки.

Но он слукавил, старый иеромонах Антоний. У двери своего номера он задержал Костю, зашедшего узнать, будет ли очередной круг дебатов, во сколько для этого будить владык и куда они предпочли бы податься.

— Вы что-то молчаливый такой, Константин. Ни разу ничего не сказали по поводу.

— А что мне говорить, — пожал плечами Костя. — Я глупый сельский поп.

— Да, очень глупый. Такой глупый, что сразу сообразили отправить нас на катер и вызывали такси, пока мы еще переваривали это выселение из общежития. Вы вроде в Питере служите — почему вы у Романа, а не у Арсения?

— Я не служу. Иногда помогаю, подменяю, но не служу, — поправил его Костя.

— Как же так — священник, а уже три года не заботитесь о месте.

— А у меня работа есть. И я… не гожусь в приходские священники.

— А отчего же пошли?

— Думал, что гожусь, — Костя пожал плечами. — Спокойной ночи.

Самому ему, увы, спокойная ночь не светила — предстояло отослать Андрею отчет.

Итак, автокефалия и раздел. Скорее всего, решение диссидентов будет именно таким. Это, с одной стороны, хорошо — вероучительные разногласия находятся вне правового поля, владыки ни в единой букве не нарушают светский закон. С другой — они тут же окажутся под прожектором, и все их верные — тоже.

С третьей — глупо и опасно думать, что они уже не под прожектором. С четвертой — уж больно оперативно отреагировал отдел министерства культуры по делам религий, предложив им создать свою структуру. С пятой — хотели бы съесть вместе с паствой, так не предлагали бы регистрацию, а объявили сектой, и все тут.

Нет, пусть лучше штаб над этим думает…

В третьем часу ночи Костя залез под одеяло, в восьмом его разбудил звонком портье. Владыки вчера согласились завершить разговор в ресторанчике на набережной — все равно каком. Каждая уважающая себя харчевня открывала летом временную площадку на берегу, и выбор предоставили опять же Косте — по вчерашнему принципу «наугад».